Собрание Нижегородского государственного художественного музея можно по праву назвать одним из лучших в стране. И предметом особой гордости являются картины, переданные музею из частной коллекции Максима Горького как при его жизни, так и после кончины – по завещанию. Алексей Максимович был страстным коллекционером, понимал толк в искусстве. Среди его любимых и высоко им ценимых художников особое место занимает Борис Михайлович Кустодиев – человек непростой судьбы и живописец глубоко национальный и очень самобытный, уроженец Астрахани – волжанин, как и Алексей Пешков.
Борис Кустодиев обладал талантом многогранным: он был не только мастером живописи, академиком, но и создавал театральные декорации, а также иллюстрировал и оформлял книги – как классиков XIX века, так и своих современников. Именно Кустодиев работал над оформлением горьковских книг для Государственного издательства в 1920-е годы.
Я уже писала без малого год назад в проекте Поэзия пейзажа о тяжелейшем недуге художника, едва не лишившем его радости творчества, и о двух его пейзажах, что находятся в фонде НГХМ. Здесь же давайте обратимся к остальным его работам, гораздо более известным и относящимся к другим жанрам. Нижегородское собрание работ Бориса Кустодиева – одно из самых впечатляющих. И подлинной его жемчужиной является знаменитая, великолепная «Русская Венера» – грандиозное, поражающее своей жизнерадостностью и витальной силой полотно двухметровой высоты. Написанное незадолго до смерти художника, оно стало апофеозом его творчества.
Знатокам отечественной истории не надо рассказывать о том, какими тяжелыми были 20-е годы прошлого столетия в новой, большевистской России. Прикованному к инвалидному креслу Борису Кустодиеву, зарабатывавшему оформительским ремеслом – календари, журналы, издания по сельскому хозяйству – негде было взять денег на дорогой холст для реализации задуманного. Пришлось использовать обратную сторону написанной двадцатью годами ранее почти идиллической картины из собственной семейной жизни. «На террасе» (1906) была написана в Кинешме, а терраса, на которой расположились за чаепитием сам Борис Михайлович, его супруга Юлия Евграфовна – женщина изящного сложения, полная противоположность большинства моделей любимого мужа, ее родственники и дети Кустодиевых с няней, – эта уютная терраса принадлежит «Терему», дому-мастерской, в котором воплотилась мечта художника, его представление об идеальном доме для счастливой семейной жизни и творчества.
Верно говорят: не было счастья, да несчастье помогло. В середине 1980-х в музее, который располагался тогда полностью в доме Сироткина на Нижневолжской набережной, случилась страшная авария отопительной системы – были повреждены несколько картин. Для проведения реставрационных работ они были отправлены в Москву, во Всероссийский художественный научно-реставрационный центр имени академика И.Э. Грабаря. Среди них оказалась и «Русская Венера». Работы по реставрации проводил знаменитый мастер Павел Иванович Баранов. Ему пришлось изрядно потрудиться, очищая испорченные участки механически и с помощью растворителей, а утраченные краски восстанавливая ретушью. Именно он изготовил специальный подрамник – и отныне зрителям, не подозревавшим ранее о том, что перед ними две картины, стали доступны для просмотра обе стороны одного холста, между которыми дистанция в долгих двадцать лет: счастья и страданий, боли и преодоления, вдохновенного творчества и неизбежной поденщины, ярких встреч и событий.
А еще некоторые из исследователей жизни и творчества Бориса Кустодиева утверждают, что на обеих сторонах полотна изображена его дочь Ирина – годовалая малышка, поддерживаемая няней, на которую с такой нежностью и заботой смотрит молодая мать, и она же – роскошная, пышнотелая, златовласая юная купеческая дочь, вышедшая подобно Киприде из пены, но не морской, а душистой, мыльной, из пара русской баньки, жарко растопленной в морозный зимний день. Вот только лицо русской Венеры списано не с Ирины Кустодиевой. Да и в целом есть другие мнения насчет того, кто же на самом деле был с таким целомудренным бесстыдством, с такой рубенсовской щедростью и восхищением запечатлен на картине.
Об этом эпизоде в жизни Бориса Михайловича Кустодиева вы можете прочесть в книге Адели Ивановны Алексеевой «Солнце в день морозный (Кустодиев)» в главе «Русская Венера».
Кроме этих двух картин на одном холсте из коллекции Максима Горького художественный музей получил еще четыре картины: «На приеме», «Вербный торг у Спасских ворот», «Купец-сундучник» и «Купчиха, пьющая чай».
И прежде чем продолжить нашу виртуальную экскурсию по нижегородскому собранию картин Бориса Кустодиева, хочу задать вам вопрос: а знаете ли вы, что художник увлекался фотографией? Его фотоэксперименты сродни живописи – это и профессионально выверенная композиция, и колоритные персонажи, и особое настроение и атмосфера в каждом снимке. Любой из них мог бы сам послужить прототипом для «картины маслом». Полистайте семейный фотоальбом Б.М. Кустодиева!
Вот и двойной портрет костромских священнослужителей «На приеме» производит двоякое впечатление: название наводит на мысль, что эти двое ожидают приема у некоего высшего церковного иерарха или весьма высокопоставленного чиновника, но присмотритесь – они явно позируют, причем, так, словно их попросили замереть перед объективом в ожидании вылета загадочной птички. Живописный портрет похож на фотографию, на то самое остановленное мгновение. Обоим явно льстит внимание мастера, они и напряжены, и довольны одновременно.
И снова тот самый «Терем». И снова Ирина Кустодиева – дочь и муза-вдохновительница. Читаем ее воспоминания: «Большой «Портрет священника и дьякона» написан там же (в доме, который художник называл «Терем») в 1907 году. Изображенный на картине справа отец Павел – дьякон огромного роста, с громоподобным басом и фиолетовым носом – был всегда «подвыпивши». Отец Петр, рыжий, невысокий, елейно говорил тенорком; он служил в церкви села Богородица, куда мы по воскресеньям ездили, так как там были похоронены старушки Грек, воспитавшие мою мать. Жил он бедно, в маленьком доме около церкви, и работал в поле, как крестьянин. После церкви, где всегда было очень жарко, утомительно и скучно стоять, мы обычно пили в его доме чай из огромного медного самовара. У него была целая орава детей всех возрастов, рыжих, говоривших сильно на о – по-костромски, и толстая, вечно беременная жена. Позже мама рассказывала, что две деревни, принадлежащие к его приходу, изобиловали рыжими детьми и что отец Петр был «шалун» ...».
Радостная, шумная – если можно применить этот эпитет к живописи, пестрая и многоликая картина «Вербный торг у Спасских ворот» была написана Борисом Кустодиевым в зловещем, судьбоносном 1917-м. Даже странно видеть это неуёмное массовое народное гуляние в разгар затянувшейся, тяжелой империалистической войны, сразу после февральской революции, в период фактического безвластия (или народ на что-то надеялся, ждал перемен к лучшему?). Ведь у события, запечатленного художником, есть конкретная историческая дата: 8 апреля 1917 года, Вербное воскресенье – канун самой тяжелой, Страстной недели Великого поста. Эдакий пир во время чумы. Да и сам Борис Михайлович, измученный болями в правой руке и новыми проблемами с ногами, пребывал в тягостном ожидании между операциями. Картина, такая живая и веселая, как и множество других жанровых полотен Кустодиева того периода, имеет некий смысловой подтекст, доступный лишь тому, кто хорошо знаком с подробностями биографии мастера и обращает внимание на исторический контекст. Более того, существует два варианта одного сюжета! Первый хранится в Русском музее Санкт-Петербурга, а второй – тот, что перед вами – в нашем, нижегородском музее. Дотошные исследователи заметили множество отличий между картинами: формат, ракурс, газета, которую протягивает так называемый газетчик улыбающемуся господину – явно успешному то ли банкиру, то ли биржевому клерку, и еще множество деталей. Вот только время совпадает: присмотритесь внимательно, мне кажется, что это примерно 15:23.
Почему именно этот праздник, а не, скажем, пасхальные гуляния, показался столь важным Кустодиеву? Что заставило мастера написать две полноценные и разительно отличающиеся друг от друга картины на один и тот же сюжет?..
Картина «Купец-сундучник» была написана уже совершенно больным Кустодиевым в 1923 году – ровно сто лет назад. Еще не закончилась гражданская война, в высшем руководстве страны начинается дележ власти на фоне стремительно прогрессирующей болезни «вождя мирового пролетариата», создается знаменитый Соловецкий лагерь особого назначения для политически неблагонадежных, до самого лета 1923-го еще продолжается голод, погубивший порядка шести миллионов граждан новой России. А художник в своих картинах ностальгирует по прежней России, той, которую уже никогда не вернуть, пишет своё восприятие утраченного. Его работы поражают жизнелюбием и красочностью. Вот и состоятельный, богато одетый, да еще и с тростью, купец, что продает чай и чайные принадлежности на столичной улице, выглядит подлинным воплощением достатка и уверенности. Это не портрет, писанный с натуры, – это собирательный образ, некая мечта о прошлом.
«Мои картины я никогда не пишу с натуры, это все плод моего воображения, фантазии».
Вот и «Купчиха, пьющая чай», также написанная в 1923-м, продолжает эту портретную галерею ушедшей натуры. Сытая, благополучная, румяная от горячего чая, который она пьет с блюдечка, манерно оттопырив мизинчик на холеной, праздной ручке, такая монументальная и богатая телом, пышущая здоровьем, увенчанная короной из золотистых кос, эта молодая русская красавица подана в ироническом и одновременно благоговейном ключе, она даже не живой человек – она символ, икона, дивный образ еще недавно богатой и процветающей страны...
Совершенно иной, словно в противовес идеалу русской красоты, получившему название «кустодиевского», предстает перед зрителем известная петербургская пианистка Рахиль Иосифовна Слонимская. Портрет был написан в 1922 году в стилистике раннего Ренессанса. Слонимская, подобно многим красавицам эпохи Возрождения, предстает на фоне пейзажа – скорее всего, Финского залива, подчеркивающего ее принадлежность Северой Пальмире.
Удивительна судьба следующей картины! Написанная молодым, двадцатилетним Борисом Кустодиевым, одна из наиболее ранних его работ, в НГХМ она попала лишь в 1999-м году – последней из работ мастера. Ее состояние было ужасающим. Потребовалась кропотливая и долгая работа нижегородского реставратора Марины Львовны Коротаевой, чтобы картина обрела новую жизнь и была представлена публике. Это событие произошло лишь в 2018 году, в год 120-летия «Портрета Г.Н. Смирнова в детстве».
Благодаря исследовательской работе, проведенной ученым секретарем НГХМ Ириной Владимировной Мироновой, подарившей нашему сайту статью о малоизвестном художнике И.О. Михайловском, стало известно, кто этот мальчик в большом берете и красной косоворотке. Им оказался Гурий Николаевич Смирнов, кузен художника по материнской линии, сын астраханского купца Николая Смирнова. Портрет был написан Кустодиевым-студентом во время каникул в родной Астрахани и остался в семье Смирновых.
Гурий Николаевич Смирнов, кадровый офицер, участник Великой Отечественной войны, генерал-майор, в 1950-м году возглавил Горьковское суворовское училище. На коллективном фото командования училища Ирина Владимировна безошибочно узнала в начальнике учебного заведения того белокурого голубоглазого мальчугана, что в далеком 1898-м позировал своему двоюродному брату. По словам Ирины Мироновой, «свой портрет генерал-майор, видимо, все эти годы возил с собой даже без подрамника, в свернутом виде, наподобие свитка. Перед отъездом в Москву он продал или, возможно, просто отдал его нижегородскому коллекционеру по фамилии Семеновых. А уже от него малоизвестная работа Бориса Кустодиева попала в Литературный музей им. Горького, где не экспонировалась, поскольку была в очень печальном состоянии».
Сегодня «Портрет Г.Н. Смирнова в детстве» является частью постоянно действующей экспозиции музея.
И в качестве бонуса предлагаю вам посмотреть фильм, посвященный жизни и творчеству Бориса Михайловича Кустодиева:
Кроме того, очень рекомендую статью Вячеслава Заренкова в его проекте "Созидающий мир".
Татьяна Шепелева. Июль 2023 года