Признаться, дочитал эту книгу с некоторым трудом. И виной тому вовсе не антисоветская направленность прозы Алешковского: в конце концов, нельзя винить человека за его личные взгляды. Упрекнуть писателя в неумении заинтересовать читателя сюжетом также не получится: как раз наоборот, многие повести этого сборника я осилил именно из любопытства, чем же всё кончится. Беда в другом. С первых же страниц у меня, выражаясь медицинским языком, развилась индивидуальная непереносимость стиля. Чересчур многословно, вычурно, витиевато, претенциозно… Не сочтите за нескромность, но читаю я много и с удовольствием и очень ценю художественную прозу, написанную насыщенным, сложным языком, но в данном случае почему-то не наслаждался авторскими пассажами, а буквально продирался сквозь них. Многие предложения, длиной в полстраницы, приходилось перечитывать несколько раз, даже вслух – в конце концов, оказывалось, что за всеми этими навороченными конструкциями, вводными предложениями, уточнениями, перескоками с пятого на десятое, нарочитым использованием устаревших слов скрывается довольно простая мысль.
По всей видимости, советская действительность, на фоне которой разворачиваются все рассказанные автором истории, кажется Алешковскому настолько приземлённой, что писать о ней он считает возможным лишь в архаичной манере, напоминающей о «высоком штиле» русского классицизма, и обязательно с элементами фантастики (и то, и другое – чтобы хоть как-то раскрасить эту действительность). Каждая из повестей сборника построена на фантастическом допущении – точнее, на противостоянии некоей необычно одарённой личности и постылой совковой реальности (что для личности заканчивается плачевно, даже пасторальная повестушка «Руру» имеет трагический финал).
Среди героев есть советский «парфюмер», что сверхчутким обонянием распознаёт не только любой реальный предмет, но и нечто нематериальное: например, пошлость, враньё, измену (повесть «Блошиное танго»). Есть и всемирно известный борец с религией, которого преследуют самые натуральные зелёные черти («Перстень в футляре»). Есть и мужики из глухой деревни, умеющие говорить стихами и жарить лягушек по рецепту, доставшемуся едва ли не от самого Наполеона («Руру»). И много других неординарных людей и нестандартных событий. Кстати, как раз событиями-то повести и не особо богаты. В иных местах, где читатель ждёт развития действия, оно, действие, напротив, мучительно замедляется, события и диалоги героев уступают место авторскому словоблудию – простите, сказать иначе язык не поворачивается. Причём, если свести это самое словоблудие к минимуму и оставить только сюжет, как он есть, получатся рассказы длиной в пятнадцать-двадцать страниц. Впрочем, и такие произведения в сборнике есть: напоминающие дурной анекдот «Признания несчастного сексота» или «Семейная история».
Лучшей вещью книги я назвал бы «Блошиное танго» – та самая история о человеке с уникальным обонянием. Искренне переживаешь за главного героя, вынужденного симулировать безумие, чтобы Госбезопасность, заинтересованная исключительным даром, оставила его в покое. Но, пожалуй, главное достоинство повести состоит в том, что она открывает сборник и невелика по объёму (120 стр.) – то есть, не успевают приесться ни архаичный стиль, ни ярая антисоветчина. Советский Союз Алешковский называет Империей, советскую власть («соньку») – адским монстром, Афганскую кампанию – авантюрой, Шолохова – плагиатором, Ленина в Мавзолее сравнивает с застывшим в стекле мёртвым насекомым… Словом, если вы вспоминаете СССР с теплотой, вам лучше Алешковского не читать.
Хотя умелее всего получилось у автора передать тоскливость самого советского быта, повседневности. Например, очереди. Лично я, пусть и в несознательном возрасте, но всё ж ощутил на себе, что это такое: стоять в длинной очереди, которая и не думает двигаться, с нарисованной на руке цифрой. Действие многих повестей Алешковского так или иначе связано с самой, пожалуй, мучительной и скорбной из всех возможных советских очередей – очередью в пункт приёма стеклопосуды. Сейчас, когда пустые бутылки принимают чуть ли не на каждом углу, да и сама сдача бутылок является прерогативой бездомных людей или совсем уж бедных пенсионеров (не надо иронизировать, у моего отца пенсия больше, чем моя официальная зарплата), уже и не вспомнишь, что когда-то пункт приёма стеклопосуды мог быть одним-единственным на весь город (как у нас в городе Бор), а сдача бутылок для многих вполне приличных граждан была единственной возможностью опохмелиться. (Кстати, сочинённые Алешковским небывальщины весьма походят на те байки, что уместно травить в подобных очередях, заглушая скуку и головную боль.) Красочно описывает писатель и некоторые подзабытые ныне алкогольные традиции. Например, в наши дни, при наличии множества общедоступных ресторанов, пивных и прочих «капельниц», никому и в голову не придёт распивать спиртное в общественном туалете, стоя в соседних кабинках на крышках унитазов.
Если подвести итог: за реалистичное погружение в недалёкое прошлое – 5 баллов. За забавный мистицизм – 4 балла. За стиль больше «тройки» поставить не могу, хотя кто-то другой, быть может, и не согласился бы. Средний балл получается неплохой: читать вполне можно, если, конечно, учесть перечисленные выше (выражаясь, опять же, медицинским языком) противопоказания.
Андрей Кузечкин. 6 июня 2011 года