Г.М. Пальгуева. Отзыв на трилогию В.А. Шамшурина «Жребий Кузьмы Минина».
Шамшурин В.А. Жребий Кузьмы Минина: Исторический роман. – Нижний Новгород: ГИПП «Нижполиграф», 1996.- 544 с., цвет.ил.4.
Текст выступления Г.М. Пальгуевой на читательской конференции "Суд истории на страницах книг", состоявшейся 15 ноября 2012 года в Центральной районной библиотеке им. Ф.М. Достоевского. В конференции принимал участие известнейший нижегородский писатель и поэт Валерий Анатольевич Шамшурин.
Время быстротечно? Или изменчиво? Или оно объективно протекает с постоянной скоростью? И только нам, живущим сию секунду, кажется, что мгновения свистят, как пули у виска? Сегодняшнее время нам представляется особенно динамичным. Все изменяется очень быстро. Всего лишь век назад скорость прохождения информации измерялась скоростью гужевого транспорта: на лошадках доставляли до адресата письма, газеты, книги. Потом эта скорость увеличилась до скорости автомобиля, самолета, а в компьютерную эру до скорости элементарных частиц… Сложный вопрос: ход времени меняет человека или человек меняет ход времени?
Во всяком случае, обратившись к литературе, мы видим, что скорость жизни в художественных произведениях изменилась. В современных произведениях герои быстрее бегают, быстрее говорят, быстрее решают проблемы. Сегодня нам удобнее читать то, что написано по принципу чукчи: что вижу, о том пою. По принципу: слово в голове – слово на бумаге. Такое как есть, непричесанное, не приглаженное, необработанное, отрывочно-ассоциативное (Гришковец). И в этом нет ничего плохого. Это прием, отражающий именно наше время.
Но еще Альберт Эйнштейн, автор теории относительности, в 19 веке сказал, что человечеству не хватает маленькой скамеечки, чтобы сесть и задуматься. Сегодня мы говорим о временах, отстоящих от нас на 200 и 400 лет. Как нам их постичь? Как их постичь с помощью литературы? Каким должно быть художественное произведение, чтобы отразить именно то, неспешное на наш взгляд время?
Мне представляется, что произведения В.А. Шамшурина и есть та скамеечка, с помощью которой можно задуматься о делах «давно минувших дней». Погрузиться в них не спеша. Ощутить дух времени. Потому что их язык, художественные приемы, образы, стилистика – все служит созданию атмосферы того исторического времени, все живописует его. Я говорю именно об атмосфере, об ауре. Историческая достоверность фактов – тема другого рода литературы: научной, научно-познавательной. В художественной литературе важнее достоверность не столько событийная, сколько эмоционально-психологическая. Не – ЧТО произошло и не КАК произошло, и даже не ПОЧЕМУ произошло то или иное событие, а как это отразилось на внутреннем мире человека, как взаимосвязано событие и душа человека. И как это сказалось и еще скажется на потомках. Мне кажется, что автор художественного произведения должен писать живую жизнь и живую историю: эмоции, настроения, ощущения людей того времени. Живая история – это когда нет ничего надуманного, когда она понятна не только современникам, но и потомкам через поступки, мотивы поведения, внутренний мир конкретного человека, будь то реальная историческая личность или вымышленный персонаж.
Мне кажется, что Валерий Анатольевич очень точно использует родной язык как инструмент правдивой исторической живописи в своих произведениях, правдивого описания не только поступков, но и характеров героев. Происходит это за счет неспешной экспозиции – ввода в описываемую ситуацию, тщательного прописывания всех деталей художественного полотна и бережного отношения к слову – как старинному, так и современному. Историческое художественное произведение невозможно представить себе без того языка, на котором разговаривали люди описываемых давно ушедших времен. Валерий Анатольевич не злоупотребляет архаизмами. Он показывает родной язык в его развитии, в изменениях, иногда в лучшую, иногда в худшую сторону;.употребляя устаревшие слова, ставит их в такой контекст, что наш современник, даже не зная их точного значения, вполне понимает суть сказанного.
Например, его герои говорят не по-современному «утка», а «утица». На мой слух – это звучит нежнее, женственнее и здесь видится характер. Утка – просто идет. Утица - ступает неспешно, с достоинством, величаво.
Многие старинные слова в романах писателя вполне понятны нашим современникам: ведать, зрить. Но изначально они более объемны, а говоря по-современному, более информативны. Например, слово ведать означает не просто знать, а именно понимать суть, иногда даже мистическую, причину и следствия чего-то узнанного. Не случайно однокоренными словами являются – ведун, ведунья, ведьма. Или – зрить – это не просто что-то видеть глазом, а и зрело, опять же глубоко оценить увиденное.
Вы только вслушайтесь во многие слова, которые составляют живописное полотно Шамшурина. «Снежный прах» – тут настроение. Плохое. Похоронное. Прах – это что-то истлевшее, могильное. А Шамшурин этими словами описывает метель. И видится в ней, в метели человеческое отчаяние. Потому что прах в этом эпизоде, из которого я взяла слово, еще и «взвихривается» , то есть даже в смерти нет покоя. Все – сумятится, все – смута.
А какие точные метафоры! Нижний Новгород – «распластанный трехверстно вдоль Волги». Не расположенный, даже не распростертый, потому что он «на горах», а как будто придавленный, чем-то уплотненный до состояния пласта, прижатый к земле. Чем прижатый? Сколько тут воздушного пространства для читательского достроения, дорисовки картины. А вот другая ситуация и другой город: «Ай, да заломил шапку, подбоченился, заходил гоголем Нижний Новгород!»
Валерий Анатольевич очень активно и эффективно использует такое мощное выразительное средство как метафора. Начиная с названий своих книг. Трилогия о Кузьме Минине, издания 1996 года, называется «Жребий Кузьмы Минина». Жребий! А почему, например, не подвиг? Спасение России – это действительно подвиг. Можно, наверное, подобрать и другие синонимы к слову подвиг, и все они будут верны, и все будут иметь отношение к Минину. Но у Шамшурина – жребий! Почему? Что за этим словом? Вспоминается пушкинский кудесник, который говорит Вещему Олегу: «Но вижу твой жребий на светлом челе». Жребий – это нечто предначертанное, предназначенное, неизбежное. Это судьба, участь, доля. Но в то же время нечто случайное, зависящее казалось бы от мелочи. В словаре: условный предмет (монета, билетик и т.п.), вынимаемый наудачу из множества других при каком-либо споре, состязании, разделе и устанавливающий права на что-либо, порядок какой-либо очереди и т.
Таким образом, жребий Кузьмы Минина – это и предназначенность, и случайность? Почему из множества людей: бояр, князей, воевод, служилого дворянства – почему именно ему, простому мужику выпал этот жребий? Причем жребий, по мысли Шамшурина, не означает и не предполагает славу, богатство, почести… больше, пожалуй, неимоверных забот, тягости, лишений…
Есть достаточно большая разница между историко-событийной литературой и художественной исторической прозой. Разница в деталях. Именно детали делают историю и исторических личностей живыми.
У Шамшурина много таких деталей, которые не сразу заметны, но играют значительную роль. Например, шлем Фотинки. Племянник Кузьмы- могучий детина, истинно русский богатырь никак не мог привыкнуть к боевому шлему, он ему мешал, стеснял, не давал развернуться во всю силушку… На протяжении всего романа эта деталь подчеркивает, символизирует удаль, молодечество и, пожалуй, что и бесшабашность, недисциплинированность русского человека. Сначала на этот шлем не обращаешь внимания, но постепенно эта деталь начинает вызывать тревогу. Когда Фотинка погибает именно из-за отсутствия шлема, его становится жалко не как-то отвлеченно, а как родного или знакомого человека. Невольно возникает такой сочувствующий, печальный, горький упрек: ну, что же ты, Фотин, ведь говорили тебе – одевай шлем.
Любое художественное произведение строится на конфликте. В романах Валерия Шамшурина – целый конгломерат столкновений характеров, идей, мировоззрений. Они выражены через вполне понятные поступки и запоминаются через художественные детали. Скажем, конфликт стрелецкого сотника Микулина с Мининым. Конфликт возник с первой же встречи. Вот как эта встреча описывается:
«Обочь от него твердо, будто врос в землю, стоял русобородый коренастый ратник с пронзительными, бесстрашными глазами. … Взгляд встретился со взглядом, как сталь ударилась о сталь. Микулин отвел глаза… Ему захотелось чем-то унизить жертву. Он сызнова, тяжелым взглядом вперился в ратника и сызнова ударился о несокрушимый ответный взгляд».
Далее автор описывает глаза Микулина как бесовские. Вот эта деталь, эти глаза – дают возможность оценить личности и понять суть происходящего столкновения.
Мне кажется, что линия Минин-Микулин очень ярко и убедительно отражает не только личностное несходство характеров персонажей, но и социальные и даже классовые черты Смуты.
«Выше черного люда ставил себя Микулин при жизни, лег рядом с ним по смерти».
Именно через этот конфликт двух незаурядных, сильных, честных, любящих свое Отечество людей закладывается в самом начале романа трагическая напряженность всего произведения.
Должна ли быть в исторической художественной прозе занимательность? В чем она должна проявляться? Поскольку прошлое скрывается в тумане, читателя не могут не занимать тайны, невыясненность обстоятельств, загадочность происходящего. Нижегородцам – нашим современникам хорошо известны предположения о том, что под кремлевскими башнями существовали подземные ходы. Может быть, это легенды, но Валерий Анатольевич описывает сидение загадочного иезуита Мело в темнице под одной из башен и тем самым возрождает старые споры: есть там подземелья или нет? В романе достаточно шпионских страстей, погонь, любви и ужасов – всего, что делает книгу интересной внимательному читателю.
Роман достаточно объемный, протяженный по времени, густонаселенный, с множеством главных, прямых и побочных сюжетных линий. Но все они, так или иначе, завязаны на главном герое – Кузьме Минине, даже если впрямую с ним не пересекаются. Коротко о происходящем в книге можно сказать, что это рассказ о том, как мясник государством управлял. Земский совет ополчения в какой-то момент принял на себя функции государства. Минин занимался вполне государственными вопросами: сбором денежных средств, то есть налогов, их рациональным использованием, снабжением, обустройством, – всем тем, чем занимается государство, когда ведет войну, всем тем, что не очень на виду, но без чего нельзя ни битвы выиграть, ни сохранить плоды военных побед. Минина конечно не прочили в цари, но четыре года, уже после восшествия на трон Михаила Романова он прожил рядом с царем и был одним из ближайших его советников.
Каким образом книга находит своего читателя? Иногда прямо с первой фразы. Открывший книгу Шамшурина прочитает: «Будто вывернутый грязный испод…». Что это за испод? И почему грязный… не очень красиво… И дальше: «неровная широкая полоса обнажившейся земли тянулась средь белоснежья за сермяжной ратью». Я с давних пор увлекаюсь исторической беллетристикой, поэтому, даже если бы не знала названия книги, поняла бы, что речь в ней пойдет о времени русского средневековья. Слова «рать», «сермяжный» – оттуда, из старины. Исподом называли изнанку – внутреннюю сторону одежды, подкладку. И сразу возникает картина в черно-белых тонах: белоснежье, грязная полоса и «голенастые стебли пересохшего коневника»... и вся эта картина вызывает тревогу. Что за тревога? Куда направляется рать, на какую войну? Да, книга о войне, но о какой-то «неправильной» войне. Об этом говорит экспозиция, ввод в тему, расстановка фигур начинающейся истории. Сразу дается столкновение двух сил. С одной стороны: «вразброд валила окаянная балахонская сила», с другой – рать, регулярное войско, хоть и сермяжная, но напористая. Что-то напоминает гражданскую войну. Ну, как тут не задаться вопросом: а что там дальше…
Не только о том, ЧТО происходит там дальше, но и КАК и ПОЧЕМУ происходит – рассказывает писатель. Почему возникла смута, кто и с какими намерениями в ней участвовал, почему удалось ее преодолеть? Как все эти катаклизмы отразились на судьбах конкретных – людей реальных и выдуманных, великих и ничтожных, известных и незаметных?
На мой взгляд, трилогия В.А. Шамшурина хороша тем, что создана по законам классической русской литературы. Здесь есть крепкая архитектоника – образ Минина, который как обручем связывает все разновеликие и разнонаправленные части произведения. Здесь есть прекрасные описания природы. Причем, природа в романе – действующее лицо. Она то созвучна настроениям героев, то контрастирует с ними, подчеркивая их суетность и мелочность. Здесь есть и открытые авторские размышления, и мысли, спрятанные в подтекст и «затекст», когда за прямыми словами угадывается совсем не то, что читается на самом деле.
Что такое хорошая проза – это каждый понимает по-своему. Возможно, у современного читателя, поглощенного развитием сюжета, не хватит желания или умения, или терпения прочитать книгу не спеша, так же обстоятельно, как она написана. Но в таком случае он упустит возможность задуматься не только о делах минувших, но и о том, что происходит вокруг нас сегодня, в нашем современном смутном времени.
О том высоком уроке духовной соборности, о крестном пути возрождения национального духа, о светлых сторонах русской души в историческом художественном исследовании В.А. Шамшурина очень хорошо сказал Юрий Адрианов в предисловии к изданию романа 1996 года:
«Тяжко и кроваво рождался дух высокого патриотизма, становясь главной силой истерзанной земли. И родился он не враз, не от одной яркой личности Кузьмы Минина, не в один памятный день на нижегородском посаде. У него множество начал, у него свои пророки и предатели в разных слоях народа, в разных сословиях.
Этот крестный путь к возрождению национального духа и является предметом исторического и художественного исследования Шамшурина….
В эпоху торжества эгоцентризма, нравственных утрат и падения великих традиций нации книга Валерия Шамшурина несет урок духовной соборности, который дали нам, живущим на исходе XX века, наши предки из Смутного времени.»
Мне остается только согласиться с этой оценкой.
Галина Пальгуева. Ноябрь 2012 года