Ростовцев Николай Анатольевич (род. 1953)

Легко ли стать художником? Настоящим художником – всегда непросто. «Настоящим» – необходимое уточнение. Слово «художник» в наши дни стремительно обесценивается. Этим словом именуют себя все, кому не лень – от ландшафтных дизайнеров и фотографов до представителей так называемого «актуального искусства», хотя большинство этих персонажей не умеет даже рисовать. Впрочем, и умение рисовать ещё не делает человека художником.

«Художник может опережать развитие общества, даже вести за собой, но ориентиры, на которые он призывает равняться, должны быть высокими, глубоко нравственными», – пишет в своей статье «Реформы – хочется просто выть!» Николай Анатольевич Ростовцев, Заслуженный работник культуры РФ, кандидат педагогических наук, член Союза художников России, преподаватель Нижегородского художественного училища и, что особенно важно для нас, уроженец Канавинского района. На протяжении всей своей жизни Николай Анатольевич доказывал правоту этих слов – доказывал собственным примером, делами и поступками.

Будущий художник родился в 1953 году и первые пять лет жизни прожил на улице Марата, недалеко от берега Оки.

– Я помню то, старое, Канавино, помню красный дом, что стоял на откосе, лодки, которые смолили каждую весну, запах весенней воды… – вспоминает Николай Анатольевич. – Этот шикарный пляж с понтонным мостом, садик Марата – очень пригожий был, цивилизованный. Потом мы переехали, но жили тоже в Канавине: на повороте улицы Советской, где сейчас автостанция. Дом примыкал спиной к железной дороге, все демонстрации мимо нас проходили: мы на балконе, как на трибуне, стояли. Помню, как играть мы «ходили за вал»: туда, где сейчас Мещера, тогда ещё её не было, там были луга. Помню, как намывали эту Мещеру песком.

На задах нашего двора, за сараями, был ледник, рассчитанный на всё Канавино, а может, даже и больше. Его накапливали за зиму, лёд привозили, опилками засыпали, а потом приезжали на лошадях и машинах и развозили по столовым, по предприятиям – холодильников не было. Мы раскапывали кусочек льда: отколешь – и сосёшь вместо мороженого.

Учился в школе № 48, сейчас это здание уже сломали в связи со строительством метромоста. Очень жалко мне это здание – купеческое, построенное до революции. У нас в некоторых классах были резные камины из дуба. Была мраморная лестница с точёными мраморными балясинами, красивая – эрмитажного уровня.

Много читал. Интересовали исторические произведения, связанные с нашим героическим прошлым. Помню, «Войну и мир» прочитал в классе, может, шестом. Конечно, понял только то, что наши воевали с французами. Это был первый заход, потом перечитывал. Безусловно, Шекспир, безусловно – «Мастер и Маргарита», базовые вещи, которые отражают мои духовные ценностные моменты.

Многие из детских впечатлений Н.А. Ростовцева повлияли на выбор его будущего профессионального пути, который был связан не только с живописью. Николай Анатольевич окончил в 1973 году Горьковское художественное училище, в 1988 году – Горьковский институт инженеров водного транспорта, судоводительское отделение, а в 2003 – Московский государственный открытый педагогический университет им. М.А. Шолохова. Работал художником в комбинате торговой рекламы, на судах речного флота матросом, рулевым, боцманом, директором художественной школы г. Бор, директором Нижегородского художественного училища. Но в первую очередь, Ростовцев – конечно, живописец. Его работы находятся в частных коллекциях России, США, Германии, Испании, Югославии…

– Выбор профессии с чем сложился: берег, вода, природа и плюс самое главное – у меня семья – и мать, и отец, и бабушка – были, как говорят, самодостаточные, рукодельные. Мать нас практически всех обшивала до армии, всё было своё: и связанные носки, и вышитые занавески. Отец – тот вообще: и печку мог сложить, и нарисовать, и вырезать чего-то… Он для всего Канавина был Петровичем, его то приглашали стекло вставить, то просили лапти сплести или валенки подшить. Я сам помогал ему подшивать валенки дратвой, печку русскую складывать. Я до сих пор могу сложить элементарную печку. Так что если вдруг придётся выживать в экстремальных условиях, я не пропаду! – смеётся Николай Анатольевич. – Что-то придётся делать – пилить, строгать, сколотить – это я смогу.

Так что стереотипное мнение о том, что художник – существо эфемерное и ничего полезного своими руками сделать неспособное, в отношении Н.А. Ростовцева не подтверждается. Скорее оно применимо к нынешней молодёжи, воспитанной возле компьютерных мониторов. Будущее, когда купить что-то новое гораздо проще, чем сделать самому, уже наступило, но людям прежней эпохи, таким, как Николай Анатольевич, здесь не очень уютно:

– Я в будущем жить не хочу, я хочу сорвать грязный огурец с грядки, вытереть его о штаны – для меня это гораздо большая ценность. Сейчас привыкли жить на всём готовом. У меня не было магазинных игрушек: лыжи, клюшки – всё делали сами. Когда ты вещь сделал своими руками, и тебе постоянно нужно её усовершенствовать, переделывать – ты постоянно находишься в состоянии счастья, удовлетворения! Я ещё в школе писал перьевой ручкой, в чернила макал. А сейчас даже печатать на клавиатуре не обязательно, можно просто диктовать. Ещё пройдёт какое-то время – функция рук отпадёт!

Общаясь с Николаем Анатольевичем, понимаешь, насколько всё это взаимосвязано: любовь к физическому труду, талант живописца и активная гражданская позиция – быть на страже истинных культурных ценностей. Живопись – это тоже труд и труд тяжёлый: одного таланта здесь мало. А тот, кто умеет трудиться, всегда отличит настоящее от фальшивого – потому что сам в состоянии создать что-то настоящее.

Мне довелось побывать на мастер-классе Николая Анатольевича (см. Наука волшебства) и увидеть, как создаётся живопись. «Сначала нарисуем небо», – говорит художник и закрашивает часть листа бумаги серым цветом – получается бесформенное пятно. Мочит кисть в воде, и на фоне большого серого пятна появляется маленькое бесцветное – это облако. Ниже появляются песчаный берег и горизонт (небрежно проведённые линии), ещё ниже – река (голубоватое пятно), на переднем плане – дерево (коричневое пятно). Зритель недоумевает. Но проходит каких-то несколько минут, и картина словно бы проступает из тумана: пятна и линии превращаются в живое, объёмное изображение: дерево, реку, берег, облако. Иначе, чем чудом, это объяснить невозможно – для непосвящённого, конечно. Глядя на это, понимаешь, чем отличается вневременное искусство от всё того же современного, «актуального», кроющегося за модными словами «перфоманс», «инсталляция».

– Что такое актуальное искусство? Тот же Верещагин, «Апофеоз войны», «Христос в пустыне» Крамского, Эль Греко – разве это не актуально? – рассуждает Николай Анатольевич. – Вот на улице валяется старый «запорожец» – вот он несовременный и не актуальный. А искусство – или оно есть, или его нет. А инсталляция и перфоманс – это изобретение не нашего времени. Древние охотники ходили охотиться на мамонта – они перед этим какие-то ритуальные пляски устраивали, по сути – тот же перфоманс.

К сожалению, в наши дни у «актуальных художников» больше шансов прославиться: эпатажная выходка безумца, прибившего себя к Красной площади за определённые части тела, прогремела буквально на всю страну. А что же делать живописцам в традиционном понимании слова? За какие места себя прибивать и к чему, чтобы хотя бы привлечь внимание к катастрофическим результатам нынешних реформ образования?

С горечью говорит Н.А. Ростовцев о том, что с лета 2016 года на вступительных экзаменах в художественные училища страны по профессиональным дисциплинам ставится просто «зачёт». Что это значит на практике? Что экзамены по специальным дисциплинам превращаются в проходное явление: главное – чтобы был высокий средний балл по ЕГЭ, а умеет абитуриент рисовать или не очень – дело десятое. Хотя должно быть наоборот! Будущий Куинджи или Саврасов может и вовсе не знать математики или физики, перспективному художнику этого и не нужно. От него требуется лишь умение и желание рисовать. Очевидная, казалось бы, вещь, но, видимо, не для всех.

Как следствие, многие из тех, кто поступает в Художественное училище, даже не приносит с собой своих рисунков – за отсутствием таковых. Вчерашние школьники хотят стать дизайнерами, потому что это модно, престижно, «креативно». Доходит до абсурда: в Художественное училище поступают те, кого не взяли на экономический факультет. Некоторые и рисовать не умеют: мол, научусь по ходу дела. И педагоги не имеют права им отказать, в итоге эти «креативные» молодые люди портят жизнь и педагогам, и себе.

 – Это поколение выросло вокруг того, что всё вокруг них крутится. Ему родители должны, в садике должны, учитель должен. «Я во главе всего, я центр вселенной, мне всё можно». И так до двадцати лет, а потом… жизнь сейчас гораздо более жестокая, и он начинает получать по башке – и только тогда понимает, что он никто и ничего не умеет.

Николаю Анатольевичу многое трудно принять. В том числе и то, как меняются родной город и район.

– Канавино стало немножко чужим. Я понимаю – всё течёт, всё меняется, но мне жалко Нижний, город с огромной территорией. Есть же окраины – стройте, что хотите! Но выламывается историческая часть города, та же Покровка, вставляются новые здания – ещё в советское время такое делали. Я помню остатки старой Ярмарки – а представьте, что всё осталось бы в таком виде, а если бы даже что-то строилось – строилось бы в том же стиле? Ведь когда мы едем за границу, по большому счёту нам важны не новостройки, а исторические здания. Я понимаю, что сейчас никто не будет строить тот же Кёльнский собор, который больше 300 лет строился – но тем не менее, этот собор и нас переживёт, а что наше время оставит для следующих поколений? Все эти современные торговые центры – будто некий конструктор «лего»: сделаны из благородных материалов, стоят-сияют, но всё это – сиюминутное, ненастоящее. В моём понимании архитектура – это не отдельно стоящее здание, это система. Вспомните, как строился Петербург, как строилась Венеция!

Николай Анатольевич вспоминает о своих впечатлениях от поездок за рубеж: в каждой стране – свой архитектурный стиль, как правило, легко узнаваемый, тогда как торговые центры везде одинаковые. Пресловутая глобализация выражается не только в этом:

– Я всегда восхищался нашими спортсменами, видел слёзы Родниной, когда звучал гимн. Я знал, что это девочка из нашего двора, что она тренировалась у наших тренеров – она наша! В нашей стране спорт действительно был патриотичным, а сейчас он превратился в мировую прачечную, в которой отмывается огромное количество денег, в гладиаторские бои: я плачу деньги – меня развлекают. Сейчас я слышу, что наши спортсмены победили, а потом смотрю: живёт в Австралии, тренируется в Америке, тренер из Африки… а чем гордиться-то? В чём заслуга нашей страны? Что у нас есть деньги всё это купить?

Слишком много вопросов, слишком мало ответов. Но в любом обществе должен быть тот, кто задаёт подобные, не всегда удобные вопросы. И, как правило, это художник – человек, наиболее остро чувствующий разницу между истиной и ложью, вечным и сиюминутным…

Андрей Кузечкин. 23 декабря 2016 года

Картины Николая Ростовцева см. в нашем проекте Нижегородский хронотоп.

Предлагаем также виртуальный аналог выставки "Николай Ростовцев. Живопись, графика", прошедшей в НГХМ в начале 2024 года и приуроченной к 70-летию со дня рождения мастера.