Моя третья попытка вникнуть в главного литературного метафизика российской современности. Честно признаюсь, не получилось и с третьего раза.
Действие романа происходит в Москве 70-х годов, в тусовке, которую автор называет мистическим подпольем, а её участников – неконформистскими поэтами и писателями. Это те самые литераторы, которые создавали произведения, идущие вразрез с официальным направлением соцреализма. Разумеется, выходили в свет эти произведения исключительно самиздатом или за рубежом. А чаще всего – вообще никуда и нигде не выходили, а звучали на полуподпольных сборищах, как когда-то и рассказы самого Мамлеева.
Стержень романа – история о некоем загадочном «человеке с Востока», который через посредников ищет в мистическом подполье кандидатов для неких потусторонних экспериментов. Причём стержень, прямо скажем, хилый: роман отчётливо распадается на множество новелл-зарисовок из жизни богемы, неофициальных литературных кругов столицы. Ни о какой цельности сюжета речи не идёт, концовка также мало что проясняет.
Литераторы ничего особенно интересного не делают: в основном, либо пьянствуют, либо ведут многозначительно-бессмысленные разговоры о богах, бессмертии и прочих высших материях (автор, наверное, думал, что вкладывает в уста героев какие-то неземные откровения), либо и то, и другое сразу. Персонажей много, внимание автора так часто перескакивает с одного на другого, что я быстро забыл, кто из них кто (тем более, что все они делают одно и то же – см. выше). Должно быть, Мамлеев вывел в романе каких-то своих знакомых, но это понятно лишь реальным участникам тех сборищ. Современный читатель узнает разве что вскользь упомянутого Венедикта Дорофеева (Ерофеева, само собой), да заподозрит в Вале Муромцеве, пишущего рассказы о мертвецах, самого автора.
Лично меня заинтересовало вовсе не всё это околомистическое «мумбо-юмбо», а другое – само описание этой подпольной тусовки, существовавшей в собственных метафизических мирах, и особенно столкновение её с самой что ни на есть кондовой советской действительностью, которая иногда напоминает о себе дружелюбными, но строгими милиционерами, толстыми официантками, комсомольскими активистами и прочими персонажами. Здоровую ухмылку вызывает самомнение всех этих непризнанных гениев, эзотериков и нонконформистов. Мамлеев часто употребляет фразы типа «мистическая Москва» или «о нём вскоре говорила вся Москва», подразумевая под «Москвой» горстку людей, о существовании которых большая часть соотечественников просто не догадывалась. Эта горстка людей витала в своих эмпиреях, мыслила и даже что-то писала, никак не влияя на огромную страну, которая совершенно отдельно от них жила, развивалась, а потом, так и не спросив у них, взяла и развалилась. По одной из своих работ часто встречаю подобных персонажей, которые называют себя и своё творчество «актуальным искусством», хотя для большинства наших сограждан актуальное искусство – это Стас Михайлов.
От читателей нашего ЛитСовета уже поступал вопрос: зачем писать о книге, которая не понравилась. В данном случае – просто не понял, особенно – зубодробильные диалоги и монологи на излюбленные мамлеевские темы: что это значит – «жить» и «быть». Может быть, у вас лучше получится.
Андрей Кузечкин. 21 ноября 2013 года